Города на Мурмане

Часть 1. Факты преступлений чиновников г. Тамбова

Фальсификацию на жуликов не льют, – 
своих мочить суды не смеют.
Изобличенья бесконтрольности спасут
народ, кому все «мылят шею».

Я знаю, жизнь активностью лишь хороша
в наряде правды подвенечной:
Российская власть, не провозглашай
дискриминацию навечно!

Но извратить в отписках просьбы – цель властей:
«Терпи ущерб моральный, автор,
все независимы от жалоб, охладей, –
 преступный Мы катализатор»…

Культ личности Дорожкиной в позор Тамбов
вогнал абсурдностью своею,
изобличить велел мне возмущённый Бог
парадоксальную затею…

Чиновничество, в азбуке стиха чужом,
швырнуло звонко чин поэта
Дорожкиной, в элиту влезла что ужом,
верша беззубости без цвета.

В тех виршах безыдейно-мелких и сухих
души нет, но зато  есть рифмы.
Дорожкиной бюджет дают за счёт других! –   
Не можем одолеть тот риф мы.

Ей в управлении культуры блат как сват, –
мошенничает здесь подруга,
книжонки переиздавая. Все ловчат,
завязывая подлость туго.

Враги литературы, Даллеса друзья
и злой коррупции основа:
то Ивлиева, Фёдоров, руководя,
уничтожают жизнь Тамбова.

Наседкин, Фёдоров, Дорожкина – лжецы
и черви в органах культуры.
От зависти Пегаса держат за уздцы,
их бесят не свои аллюры.

Дорожкина – от зла Почётный гражданин
Тамбова, – верх дискредитаций
людей известных… Лицемерию сродни
их так порочит визг оваций!

Ликует на тропе предвзятости конфуз:
опять из тьмы пролез  наружу
коррупции и недомыслия союз, –
в Тамбове Дума села в лужу,

где телевидение плещется уже
не замечая даже грязи 
в «подарочке» от Ивлиевой протеже
в отстойник гордых несуразиц!

Россию вновь позорит явный беспредел:
то порнографоман Наседкин, – *
второй Туркевич от бюджета очумел, **
за клевету едя объедки

с Дорожкинского криминального стола.
В стихах профан он, но – «прозаик»!
Фантасмагория с печатью сорвала
с тех маски, ложь что заказали

ему, как председателю среды Союз
писателей, где есть поэты
и поэтессы-минусы. На что им плюс? –
Дорожкинцы в цинизм одеты

при отмывании бюджетного рубля,
от попустительства той власти,
юлит в отписках что, подарочки деля,
среди «Тропинки» и… отчасти.

И фестиваль «Литературный марафон»
направлен против всех талантов:
«Уйди же, стимул, из литературы вон, –
чеботарёвцам больше грантов!

Ведь Ивлиевой развлечения нужны,
литературный фонд на это.
Мы с ним погреемся в Крыму, не жаль казны, –
в судах расхолодило лето.

О, судей «независимость», нам жить даёшь,
стабильно нет на нас управы,
а чуть что: деньги извели на молодёжь, –
культурные пусть знает нравы.

На эпиграммы не привыкли отвечать?
Мы реем над ямбохореем,
украсть велит в активе круглая печать,
на зависть делать то умеем.
 
Для популяризации никчёмных книг,
но издаваемых по блату,
отнимем деньги мы у матерей и вмиг
свершим Дорожкиной доплату.

Девиз наш: лишь того, кто лучше, не издать!
Пусть настоящие поэты
обиду будут ощущать, на то плевать,
ведь сыты мы и приодеты.

Но то – вершина айсберга! Подводный мир
наш подкупной, и этим дорог…
Цинизм Тамбовский так логичен: подкорми…
и вирши выйдут из задворок».

Подслушал монолог начальства я не зря,
всё Конституции согласно.
Такой ведь наглости нет даже у царя,
продолжу раскрывать опасность.

Чтоб бесталанным членами Союза стать
нужна предвзятая поддержка,
пока за них – властей Тамбовская печать
и телевидений тележка.

И вот сопредседатель, первый секретарь,
московский критик в списке сметы,
предвзятость вновь вознесена во всём! Как встарь,
вздыхают местные поэты.

По смыслу всё предназначалось лишь для них…
чиновничество же решило:
бюджет себе, Дорожкиной и тем, кто лих,
часть – для российского страшила.

Три года возмущался автор этих строк
мошенничеством, беспределом,
но соучастников средь власти круг широк –
бюджетом мафия владела.

Несправедливостью отринутый поэт
попался в зубы той акулы,
что ест всегда лишь тех, несёт в себе кто свет,
не зря же вирусы к ней льнули,

коррупцией в законе власти заразив.
В подводном озверелом мире
ей легче наживаться без альтернатив,
чтоб с жиру равной быть транжире.

Под видом фестиваля, тайно, воровски,
ублажив фальшь, присущей «приме»,
умаслив приглашённых из Москвы-реки,
она амёб в ту лужу примет

вне конкурсов, в макулатуру превратив
бюджет, известность – в эйфорию.
Дорожкина за «пыль в глаза» (герой почти), –
в обман ввела «Википедию»,

для каковой лишь книг количества важны.
В Тамбове издают за «славу»,
что дарят за подхалимаж и блат чины,
поэтам же дают отраву,

невидимую в мутной порченой воде.
Ликует бешено угроза,
что инфузории начнут царить везде,
назло правдивости прогноза:

«В болоте затхлом упомянутый Союз
оставит троп следы да рожки.
Наседкин пошл сполна, в пороках не кургуз, –
закуска той сороконожки».

Дорожкинской «Тропинкой» многоножку звать,
исчадие то блата, Ада.
Взаимной меной премий стали награждать,
так целесообразно, надо!

Однако взбунтовался Лермонтов в Раю,
его ведь имя оскорбили:
за блат, за стихоплётство вирш, – в его краю
Знобищеву с ним погнездили.

Фальсификацию одобрил Кузнецов:
 «С бюджетом кто «на ты» – двулицы!
Дорожкина – кукушка для своих птенцов,
«Тропинки» члены – проходимцы.   

На премии вне конкурсов пусть их суют,
им думать незачем учиться:
да не испортят мыслями в стихах уют,
их жизнь во лжи  – бюджет-таблица…

С горы бюджета сбрасываем грязь болот
и родником зовём теченье.
Дискредитации не нужен поворот,
сравнение – есть отвлеченье.

Закрыли мы бездушной фальшью родники
«чужой» поэзии и прозы,
законам, разуму и сердцу вопреки
в почёте вирши безголосы».

В Союзе, что писательским зовут, – лишь ложь,
потворствуют обману члены,
итоги круглого мошенничества сплошь
для литераторов плачевны.

«Стилистика нарушена ведь не у нас», –
Дорожкина меня винила.
У полуграмотной не ночевал Пегас,
не мог он сесть в бездумье ила.

А председатель комитета культа лжи
Тамбова Фёдоров – шестёрка
бюджетной мафии, доволен, что изжит
я Ивлиевой мародёркой.

Из эСКа Старчикова ложь и клевета
фальсификацией хлопочет
признать, что лень его, как и суда, люта,
бессовестность темнее ночи.

Руководитель связи с бесами Бычков:
«Мы мафии все деньги дарим,
считая ревизоров за лишь дураков,
мечтаем о Российской гари.
 
Тамбова радио поддерживает нас,
особенно слуга Шмелёва.
По нраву ей и порнографоман Niknas,
считаем, что порнуха – клёво»!

Шмелёва рассказала людям про хмыря,
энцефалита при Тамбове
Наседкина; как ждёт, «Люпофью» дев дуря,
 он «Маньку» с «Васькой» наготове…

Наседкину потворствует и Доровских
растлением такого рода:
по плану Даллеса возносит он плохих
писак в угоду бесам – мода!
   
«Не в качестве стихов, а в выгоде вся соль» –
таков приказ Чеботарёва.
А Бетин: «в замы за придумки – славны роль
и смысл отписочного слова…

Уволена юрист  Попова мной уже
другим чтоб неповадно было
лишать коррупции власть в нашем этаже,
без грабежа она уныла.

Юрист Попова прокуроров бы смогла
привлечь и к долгу, и к работе…
Но взятки с Ивлиевой – не один  оклад, –
корысть бюджетная – по моде!

Дорожек вне мы родники закроем все,
бюджет разделим лишь по блату.
Пусть не коммерческий поэт ещё босей –
возрадуемся  зла параду…

Мы с Ивлиевой наложили и запрет
публиковать стихи без взяток…
Мы конституцию топтали много лет,
утрём судом с неё след пяток!

В защиту провокации коррупций всё, –
учитесь судьи, прокуроры,
да здравствует для выходцев «чужих» лассо,
пусть в нашу пользу будут споры»!